Трагедия в Беслане в очередной раз вызвала споры о месте журналистов в подобных событиях, их долге и праве, алгоритме взаимодействия с властью, балансе между свободой слова и необходимостью не выносить на люди конфиденциальную информацию. Свой взгляд на проблему в беседе с обозревателем «Времени новостей» Николаем ПОРОСКОВЫМ высказал президент Фонда защиты гласности Алексей СИМОНОВ.

-- Российским журналистам часто приводят в пример работу западных коллег.

-- СМИ на Западе, освещая такого рода события, руководствуются здравым смыслом, а мы -- Антитеррористической конвенцией. Я не могу сказать, что сама эта конвенция лишена здравого смысла, но она дает достаточный простор для трактовок. Поэтому наши журналисты прокручивают в уме не только то, что происходит, но и что по этому поводу можно сказать, кто, где и каким образом будет это оценивать. Полтора года назад руководители российских СМИ создали Индустриальный комитет. Было объявлено, что комитет -- наиболее удобная форма для общения правительства со СМИ. В известной степени члены комитета взяли на себя роль посредника, они же составляли конвенцию. Ее суть -- нужно сотрудничество СМИ и силовиков в экстремальных ситуациях. Но с кем сотрудничать? К сожалению, в жизни не всегда есть антикризисный штаб, а если есть, то неизвестно, кто в нем и что делает. Ни в одном репортаже из Беслана этот штаб не был показан.

-- Вернемся к Западу -- там ведь есть законодательство, регулирующее права прессы в кризисных ситуациях.

-- Их законодательство по этому поводу, как правило, ничего не говорит. И не должно говорить. Нельзя указать журналисту, что можно показывать, а чего нельзя.

-- Силовики боятся утечки через журналистов информации, что может навредить делу, увеличить число жертв.

-- Правильно, главный способ преодоления террора -- тотальный информационный бойкот. То есть вообще об этом не писать, создавать вокруг события информационный вакуум, чтобы террористы не добились главной своей цели -- "отпиарить" собственную деятельность и те идеи, во имя которых она якобы ведется.

-- У такого подхода наверняка есть сторонники. Ведь что-то в этом есть.

-- Безусловно. Кроме одного -- этого нельзя сделать. Я невысокого мнения об американских «ястребах», но они выросли на поле свободного обмена информацией. Наши «ястребы» выросли на почве отсутствия свободного обмена информацией. Поэтому -- при сходной психологии -- их методы резко отличаются друг от друга. Тамошние "ястребы" знают: при неэффективной работе они получат по шее. Наши же знают, что надо скрыть свою неэффективность. Поэтому у их журналистов первый вопрос: что можно говорить? У нас: что требуется скрыть?

-- Но это значит, что даже при разности подходов западным журналистам тоже не все разрешается, что и там существуют свои запреты в экстремальных ситуациях.

-- В планы штаба должна входить работа с прессой. Но мы что-то не слышали о работе в Беслане пресс-службы Минобороны или ФСБ. После Буденновска руководитель ЦОС ФСБ Александр Михайлов честно сказал: я использовал журналистов для дезинформации своих оппонентов. Сейчас даже этого не было.

-- Что в Беслане было, на ваш взгляд, не так и как должно было быть?

-- Выход в эфир двух первых каналов через час после начала события, хотя мир уже был полон сообщениями о трагедии. Долгое время полностью отсутствовала сколько-нибудь внятная информация, а затем -- ни одной правильной цифры. Журналистов отодвинули от события, от возможности получать и добывать информацию. Они даже не имели возможности спросить у силовиков: чего изволите? Что хотите и можете сказать?

-- Журналисты не могли или не хотели?

-- И то и другое. Журналистика стала бояться правдивой информации, у нас огромное количество корреспондентов, которые не дают информации, пока не получат на это разрешение. Но то, что можно было не врать, продемонстрировали, на мой взгляд, например, журналисты REN-TV. Если они чего-то не знали, они честно об этом говорили, не воспроизводили ужасы, усиливая ощущение непонятности происходящего. Но вообще, по данным радиостанции «Эхо Москвы», 92% из 4,5 тыс. опрошенных считает, что телевидение не дало реальной картины происшедшего в Беслане.

-- Что же нужно, на ваш взгляд, изменить?

-- Антитеррористическая конвенция не действует. Нужен разбор полетов с журналистами, особенно с теми, кто там был, и попытка дать ответы хотя бы на часть вопросов. Но я не верю в возможность такого разбора -- в лучшем случае это будет закрытое заседание с участием Индустриального комитета и силовых министров. На самом же деле есть десятки журналистов, отработавших в горячих точках. Есть международные союзы журналистов: военных, расследователей, стрингеров. Пока никто не может понять, что случилось в Беслане. Это результат отсутствия реальной информации: знаем мало, об остальном догадываемся. А где догадки, там трудно прийти к какому-нибудь разумному решению. Уже есть намеки на американское участие в организации захвата школы, появились ингушский и грузинский следы. Если дадим возможность раздуть межнациональный или межконфессиональный конфликт, придем к полному поражению от террористов не только государства, но и общества.