Среди очень молодых (читай -- юных) фотографов на выставках последнего года запомнились Наталья Павловская, Влад Айнет и Тимофей Парщиков. Наблюдая пантомиму жизни, они не морщат чело, не ищут философских обобщений и формул, а искренне радуются синкопам состояний, модуляциям ритма, пространственной эквилибристике, что наблюдают всюду и везде. Парщиков закончил ВГИК, получил профессию кинооператора, снимает маленькие (пока) документальные фильмы, фотографирует жизнь европейских улиц и пишет стихи.

Виктор Ерофеев в послесловии к каталогу выставки Парщикова написал о беспощадном хладнокровии Тимофея, выворачивающем мир наизнанку. Эти слова двигаются какой-то бронетанковой колонной. А от опусов Парщикова (и поэтических, и фотографических) послевкусие остается другое. Попробую передать... Когда едешь в купе вагона, на сетчатке фиксируются странные ритмические и цветовые комбинации того, что видишь в окне (провод--ствол--фонарь--стена--забор--сетка--куст), а в ушах дребезжит подпрыгивающий на столике стакан в железном подстаканнике; и вся эта партитура выстраивает мысли особым совершенно образом -- в унисон легкому и приветливому стуку колес состава. Называется-то выставка непременным, тихо скачущим на купейной полке атрибутом любого путешествия: «Чемодан».

Рифмовать хочется все со всем -- там разберемся... «Морщилась луна:/ Обросший кольцами канат/ Тянулся вверх./ Откуда-то туда/ Стремилась времени дуга».

И на фото дребезжат «начала и концы»: канавки стяжками сшивают дорожки, запертый супрематической конструкцией турникета охранник стережет световой коридор, жираф бетонный раскрошился и выветрился до остова и стоит на ниточках-ходулях... И в общем весело с этим миром жить, понимая его гармонию так, как должно в двадцать с хвостиком.

Для зрителя, утомленного грузом концептуальных, трудных по идеологии выставок, опусы Тимофея Парщикова нечто вроде ритмотерапии.