Фильм Алексея Балабанова «Груз 200» на «Кинотавре» показали 8 июня, то есть только вчера вечером, поэтому пока неизвестно, как отреагировала сконцентрированная в Сочи кинематографическая общественность на этот незаурядный, жесткий и спорный фильм. Хотя к тому, что это событие, публику готовили исподволь, опасаясь как излишней ярости защитников советского прошлого, так и отторжения со стороны поклонников «светлого и доброго»: устраивали «закрытые показы», после которых те, кто «не мог молчать», высказывались в прессе или кулуарах, что в свою очередь снова вызывало обсуждение. И все-таки что скажут в Сочи? Как отреагирует киносообщество; как деятели кинорынка (они, по слухам, пару месяцев назад фильм уже видели и разошлись в недоумении, и понятно, это же не продолжение бессмертной «Иронии судьбы», которую рачительный Константин Эрнст готовится отпечатать на тысяче копий); что почувствуют после сеанса простые и не простые сочинцы, нарядная, разогретая южным солнцем публика, которой куда приятней сладкая «Кука», чем трупы и мухи, представленные напоказ Алексеем Балабановым?

Описывать фильм, выходящий в прокат уже через неделю, по-моему, не стоит, хотя и хочется. Лучше смотреть самим, тем более что режиссеру не занимать умения увлекать за собой зрителя, и скучным «Груз 200» нельзя назвать ни в коем случае.

Про новый фильм Балабанова уже есть столько разноречивых суждений, что обсуждать хочется не столько само кино (его точно лучше смотреть), а ту реакцию, на которую оно провоцирует зрителей.

Самый первый и самый поверхностный уровень -- Балабанов снял антисоветское кино и сделал это в тот момент, когда общество подсело на ностальгию и на сладкие грезы о том, что «раньше было лучше», а та часть, которая не электорат, а наоборот, активно под эти мечты лепит новый «совок». И вот им-то и вмазывает «Грузом 200» по памяти -- вспомните, как сами пеленки пачкали! Вспомнили? Мало не показалось?

Другой вариант -- Балабанов снял фильм, в котором освободил собственные комплексы: завороженность насилием; человеческое преклонение перед силой и художническое -- перед патологией; и попробовал сознать, из каких страшных снов они ему явились.

И наконец, звучали мнения, что в этом страшном и нереалистическом кошмаре выразилась наша вечная, в том числе и сегодняшняя, беззащитность перед агрессивным и безжалостным миром, где социальная или политическая составляющая всего только маска настоящего кошмара, где напрасна мысль о спасении (и нет Спасителя), где каждый сам за себя, и где нет надежды, потому что все мы в конце концов тот самый пресловутый «Груз 200», отправленный по ложному адресу -- туда, где нас никто не ждет.

При этом я сознательно не касаюсь всяких глупостей типа: фильм снят для западной публики, ожидающей от русского кино всяких мерзостей, обличающих собственный народ (такие мнения есть и будут, но тут уж что сделаешь, на всякий чих не наздравкаешься).

В общем, каждый выберет версию по себе. Но есть одна вещь, которая вызывает недоумение не только в связи с фильмом Балабанова, но которая может помешать людям умным и даже тонким подойти непредвзято хотя бы к тому же «Грузу 200». Это состояние, которое трудно обозначить иначе, чем словами: «Ой, уберите, не хочу видеть ничего тяжелого и мучительного. Только не рассказывайте, мне страшно!». И это заметьте, вовсе не тургеневские девушки, не нежные барышни с чувствительными нервами, а вполне половозрелые особи, с большим жизненным опытом. Кажется, сейчас стало считаться хорошим тоном уберегать себя от сильных впечатлений, резких звуков и душераздирающих зрелищ. Говорят, что это реакция на засилье негативных впечатлений: мы не хотим ничего знать о плохом, чтобы уберечь свою психику, травмированную телевизионными новостями, видом пьяных бомжей на улице или нависающей над каждым гражданином угрозой терактов.

Давайте, говорят эти люди, посмотрим на что-то приятное, красивое, доброе, как будто от этого и реальная жизнь станет менее трагичной. Помню, на заре перестройки были обнародованы результаты исследований, проведенных некими психологами-социологами... Они составили две контрольные группы из детей младшего возраста: одним читали народные сказки, а другим -- советские назидательные детские рассказы про то, что такое хорошо и что такое плохо. Так вот, дети из первой группы (те, кому читали страшные в сущности истории про то, как кого-то глотают, похищают, намереваются в печь посадить) оказались куда более развиты эмоционально -- они активно сочувствовали попавшим в беду, чаще стремились на помощь, зато другие куда лучше умели рассуждать о добре, совести и взаимовыручке.

Страх за свои нервы -- развитие патологической для общества боязни переживаний, инфантильной веры в то, что если зарыть голову в песок, беду пронесет мимо, и кто-то -- большой и добрый -- непременно защитит от невзгод, все дети найдут себе приемных родителей, все женщины -- красивых и богатых мужей, а все мужчины -- модные машины и счет в банке. А когда на деле все оказывается по-другому, нужно только закрыть глаза покрепче и произнести «крекс, фекс, пекс» -- и все будет в порядке.

Не будет. Посмотрите фильм Балабанова.