Судьба Николая Вечтомова была сродни мистической драматичности его полотен, и уже банальностью стали суждения о том, что в его картинах отразился «жизненный путь» автора.

Командир танка в Сталинградской битве. Военнопленный, дважды бежавший из фашистских концлагерей. Чешский партизан, взрывавший мосты. После победы узник советских сборно-формировочных пунктов для перемещенных лиц. Человек без паспорта, по причине отсутствия коего долго ждущий возможности сдать экзамены в Московское городское художественное училище. И один из основателей «лианозовской группы» -- кружка прародителей современного искусства, наивных, вторичных, но абсолютно независимых художников. Оригинальных настолько, насколько можно было быть таковыми в начале пятидесятых.

В искусстве Вечтомова можно найти отголоски сюрреализма, основательно и давно вышедшего из моды во второй половине XX века. Или потусторонних пейзажей европейских метафизиков 1920--1930-х годов вроде Де Кирико. В лучших своих работах он приближался -- синхронно -- к опт-арту, искусству, построенному на визуальных эффектах.

Но Николай Вечтомов не был сюрреалистом, поскольку лично пережитая им страшная реальность, превосходящая всякие сны и домыслы, навсегда оставалась в памяти художника. Он не был и метафизиком, поскольку в его безжизненных визионерских пейзажах всегда наличествовали узнаваемые физические, антропоморфные формы: Вечтомов рисовал не то мир в момент создания человека, не то эсхатологическую картину его плотского уничтожения. Не был и опт-артистом (даже слова такого, наверное, не знал), поскольку цвет, свет и тень, контраст форм, их динамические соположения были для него складными языка, на котором трагически выговаривалось свое, наболевшее. А болеть было чем -- и испытанным самим, и взятыми на себя грехами ХХ века.

Наверное, сегодняшнему зрителю все эти роботообразные «черные идолы», «наблюдающие», «красные пары» покажутся непроходимым салоном, отвлеченными иллюстрациями к любимому Вечтовым Герберту Уэлссу, читать которого большую часть современных школьников можно заставить только ремнем. Но в медитативных композициях художника надо видеть авторскую эмоцию, изнутри переживаемую «войну миров».

Вечтомов оставался последним отчаянным модернистом во время, уже успешно переварившее даже циничный постмодернизм. Он был безнадежным архаистом, пессимистически устремленным в технократический век. Он был основателем российского современного искусства, которое пошло совсем другим путем.

Теперь Николая Вечтомова не стало -- в возрасте 84 лет.